ЦЮРИХ – Ровно восемьдесят пять лет назад, в мае, рухнул крупнейший на тот момент банк Австрии Credit-Anstalt. Уже к июлю с бегством вкладчиков столкнулись банки Египта, Германии, Венгрии, Латвии, Польши, Румынии и Турции. В августе банковская паника началась в США, хотя её причины, возможно, были скорее внутренними. В сентябре массовое изъятие вкладов началось в банках Великобритании. Параллели с крахом американского инвестиционного банка Lehman Brothers в 2008 году очень сильны. И они критически важны для нашего понимания сегодняшних финансовых рисков.
Начать с того, что крах Credit-Anstalt и Lehman Brothers не был причиной всего того хаоса в мировой финансовой системе, который за ними последовал. Банкротство этих банков и все дальнейшие проблемы были симптомами одной болезни – слабость банковской системы.
В Австрии 1931 года проблемы коренились в распаде Австро-Венгерской империи после Первой мировой войны, гиперинфляции начала 1920-х, избыточном участии банков в промышленном секторе. К тому времени, когда рухнул Credit-Anstalt, мир находился в состоянии глубокой рецессии уже два года, банковские системы в целом ряде стран ослабли, а возникшее напряжение легко передавалось через национальные границы. При этом золотой стандарт усиливал финансовую уязвимость, ограничивая свободу действий центральных банков.
Точно так же и в 2008 году вся финансовая системы оказалась перенапряжена из-за комбинации некачественного внутреннего риск-менеджмента с неадекватным госрегулированием и надзором. Банк Lehman Brothers стал просто слабейшим звеном в длинной цепи слабых финансовых компаний.
Может ли кризис, подобный тому, что был спровоцирован крахом Credit-Anstalt или Lehman Brothers, разразиться сегодня? Хочется сказать – нет. Глобальная экономика и финансовая система, кажется, выздоравливают; аппетиты к риску в частном секторе снизились; значительно улучшилось качество регулирования, хотя оно и стало более обременительным. Всё вместе это, конечно, помогает повысить стабильность финансовой системы.
Но проблема подобных рассуждений в том, что финансовые кризисы, как правило, вскрывают ошибки, которые ранее не были заметны. Финансовый сектор управляет лишь теми рисками, которые он понимает, а не всеми рисками, которые возникают по ходу его деятельности. При этом способность нового регулирования предотвращать кризисы может легко переоцениваться. Это регулирование сравнимо с открытием новой автомагистрали: технически она безопасней прежней сельской дороги, но зато привлекает больше машин, которые едут с намного большей скоростью, поэтому на шоссе по-прежнему случаются аварии.
Если же мы не можем полностью исключить вероятность нового кризиса, то насколько хорошо мы подготовлены к тому, чтобы с ним справиться? Короткий ответ – не очень хорошо.
Более того, если бы финансовый кризис разразился прямо сегодня, его последствия для реальной экономики оказались бы даже более серьёзными, чем во время предыдущих кризисов. Да, разумеется, центральные банки сейчас уже признают, что пределы их ответственности не ограничиваются стабилизацией цен и включают также задачу предотвращения и управления финансовым напряжением, поэтому они, без сомнения, будут быстро реагировать на любые шоки, используя свой арсенал рыночных операций. Однако в момент кризиса количество доступных центральным банкам инструментов, помогающих предотвратить дефляцию и крах реальной экономики, будет серьёзно ограничено, причём сейчас особенно.
В первой половине XX века центральные банки могли девальвировать свои валютыотносительно золота, тем самым повышая уровень цен и избегая долговой дефляции. Девять стран, включая Великобританию, именно так и поступили в 1931 году, а ещё восемь стран, включая США, последовали этому примеру в последующие пять лет. Однако сегодня девальвация валюты – это игра с нулевой суммой.
Не имея возможности провести коллективную девальвацию, центральные банки отреагировали на кризис 2008 года снижением процентных ставок, ставшим беспрецедентным по своим масштабам, размерам и скорости, а также крупными покупками долгосрочных ценных бумаг (так называемая политика количественного смягчения, сокращённо QE). Эти действия оказались эффективными. Однако процентные ставки по-прежнему экстремально низки, а в некоторых странах даже стали отрицательными, при этом политика QE достигла пределов – её общественная поддержка ослабевает. В результате, способность этих инструментов смягчать экономические шоки будет серьёзно ограничена. Практика выступления центральных банков с заявлениями о намерениях (forward guidance) оказалась полезной, но она также вряд ли сможет стать эффективным буфером во время нового шока.
Всё сказанное не означает, что приближается очередной мировой финансовый кризис. Наоборот, экономика во многих странах мира успешно восстанавливается после катастрофы 2008 года, а ужесточение политики Федерального резерва США в декабре прошлого года стало сигналом, что глобальный цикл процентных ставок вышел в новую фазу. Это хорошая новость.
Тем не менее, опасность наступления нового финансового кризиса исключать нельзя. А поскольку способность центральных банков противостоять финансовым шокам будут оставаться прискорбно низкой на протяжении ещё нескольких лет, к этому вопросу следует отнестись максимально серьёзно. Риски самоуспокоенности слишком велики.
Стефан Герлах – главный экономист BSI Bank в Цюрихе и бывший заместитель председателя Центрального Банка Ирландии.
www.project-syndicate.org